Пощады не будет никому. Страница 1

Андрей ВОРОНИН и Максим ГАРИН

ПОЩАДЫ НЕ БУДЕТ НИКОМУ

Глава 1

Лев Данилович Бирюковский проснулся на рассвете, в начале седьмого. Шторы на окнах, выходивших в сад, за которым открывалась панорама водохранилища, были плотно задернуты.

«Сколько же сейчас времени?» — подумал Бирюковский и, тяжело пошевелив головой, открыл глаза.

В огромной спальне все еще горел желтоватым светом торшер. Лев Данилович протер глаза и тупо посмотрел на циферблат.

— Черт подери, — пробурчал он, — сколько же я спал?

Выходило, что спал Лев Данилович всего лишь три часа, если можно назвать сном то тяжелое состояние, в котором он пребывал до этого. Да и проснулся Лев Данилович не потому, что выспался, а потому, что его преследовал страх. Он почувствовал — все его тело под шелковой пижамой липкое от холодного пота, а внутренние органы испытывают мелкую дрожь.

— Боже, что это такое со мной? — Лев Данилович повернулся на бок и принялся искать на тумбочке спасительные таблетки.

Наконец он нашел пластиковую четырехгранную бутылку, вытряхнул из нее сразу несколько обтекаемых по форме пилюль на потную ладонь, зажмурился, сунул пилюли в рот и попытался разгрызть. Лекарство на вкус было отвратительным, и Лев Данилович едва сдержался, чтобы не сблевать прямо на толстый ковер. Но адскую пытку стоило выдержать — разжеванное лекарство быстрей усваивается, чем проглоченное целиком, а значит, и помогает быстрее.

«О, проклятье! Знал, знал, сам себе говорил, не надо ехать на эти чертовы поминки, на эти долбаные сорок дней! Знал, что расстроюсь, но не думал, что так напьюсь».

Конечно же, он мог вечером поехать в Москву, в свою огромную квартиру и лечь спать не один, а рядом с женой. Тогда бы она с утра подносила ему стакан с минеральной водой и таблетками. Но после застолья Льву Даниловичу страшно не хотелось ехать к себе домой, видеть кого-либо, а тем более жену, которая начнет расспрашивать, что да как, примется зло шипеть, проклиная покойного Мерзлова, из-за которого ее муж так напился. Поэтому Лев Данилович и приказал водителю, чтобы тот вез его за город.

— Господи, — бормотал банкир Бирюковский, нащупывая ногами теплые комнатные тапки, — ну почему мне так плохо? За что такие мучения?

В камине еще тлели уголья, в большой спальне было довольно-таки тепло, но Бирюковского знобило. Он ежился, тряс лохматой, нечесаной головой. Брился он обычно утром, и сейчас на его щеках была темная густая щетина.

— Будьте вы все неладны, кровопийцы! Все из-за вас, все из-за вас!

«А кто именно — вы?» — внезапно подумал банкир и сообразил, что и мысли теперь ему не подвластны, будто голова живет своей, независимой от всего остального тела жизнью.

И вдруг Льву Даниловичу показалось: то, что с ним происходит сейчас, уже когда-то было и является повторением. Бирюковский напрягся, накинул на плечи пуховое одеяло.

«Было, было.., когда же это со мной уже случалось? О, господи, ничего не могу вспомнить, голова раскалывается. И что же мне такое снилось, что это был за ужас? Ах да, за мной гнались. Но страх, жуткий, чудовищный, возникал не от погони».

Погони Бирюковский не боялся даже во сне. Страх исходил от лабиринта, от серых шершавых стен, над которыми простиралось лишь безоблачное небо, а внизу вместо пола лежало идеальное, без стыков, зеркало, на котором почему-то, как на снегу, оставались вдавленные следы босых ног.

"Мои следы! — вспоминая сон, думал Бирюковский. — Следы, по которым ясно, что у человека сильно развито плоскостопие. Да, лабиринт… Какого черта только я забрался в этот лабиринт? — вполне серьезно, даже забыв о том, что это сон, принялся рассуждать Бирюковский. — Что меня туда загнало или кто? Почему я в него влез?

А ведь лабиринт начинался просто — белой дверью, которую, потянув за ручку, я отворил и, быстро ступив за порог, закрыл. Помню отчетливо, я поворачивал ключ. Дада, я поворачивал ключ… Как же преследователи могли попасть в лабиринт? Стены ведь были высокие, как двенадцатиэтажный дом, без швов, без стыков — крашеный шершавый бетон. И только безоблачное, холодное, далекое небо, по которому даже не пролетали птицы. И я бегу по этому лабиринту, бегу, спотыкаюсь, падаю на колени…"

Рука Льва Даниловича нащупала высокий стакан с минеральной водой, и мужчина пятидесяти лет от роду принялся жадно пить воду, стакан стучал о вставные металлокерамические зубы.

Наконец ему стало немного легче, но страх тут же вернулся, лишь он закончил пить.

— Кто в доме? Кто здесь есть еще? — сам себя спросил мужчина.

Ему показалось, что он один в огромном доме и больше никого нет, ни одной живой души. И те, кто за ним гнался, возможно, уже приближаются, вскоре хлопнет дверь, и он услышит шаги, затем топот, а после этого будет." То, что произойдет после того, как в дом ворвутся преследователи, Лев Данилович даже боялся себе представить. Он вскочил, одеяло упало на ковер.

— Эй, эй! Есть тут кто-нибудь? Вы где, где вы все?

Куда подевалась моя охрана, мать вашу.., вы что, подохли за ночь?

Послышались шаги, топот, и вскоре на пороге возникли двое из охраны Бирюковского. У каждого из вбежавших имелось оружие, но пока еще пистолеты покоились в кобурах.

— Что случилось, Лев Данилович, какие проблемы?

— Мать вашу… — вытирая мокрую испарину со лба, пробормотал Бирюковский, — где вы все бродите?

— Сидели внизу, как положено. Еще двое дежурят на улице.

Лев Данилович, увидев свою охрану, с облегчением вздохнул.

Охранники переглянулись:

«Да, хозяин явно перебрал, давно с ним такого не случалось».

— Может, доктора вызвать? — услужливо осведомился один из охранников.

— На хрен мне нужен доктор! — воскликнул Бирюковский. — Который час? — спросил он, хотя и сам знал, что нет еще и семи. — Откройте шторы, — приказал он.

Охранник подошел и раздвинул тяжелые, почти непроницаемые шторы. Утренний свет хлынул в спальню.

Хозяин с облегчением вздохнул.

— О боже, наверное, я вчера все-таки перебрал.

Да уж, перебрал.

— Бывает, Лев Данилович, с каждым бывает.

— Да, да, бывает… — мимоходом ответил Бирюковский. — Черт подери, что происходит? Во сколько я приехал?

— В начале третьего, Лев Данилович.

— В начале третьего? Не может быть! — тряхнул головой Бирюковский.

Назови ему сейчас самую невероятную цифру и самое невероятное время, он бы с легкостью поверил. Он хорошо помнил начало поминок, помнил огромный зал ресторана. На удивление, там собралось немного людей, и почти всех Лев Данилович знал. Знали, естественно, и его. Там были самые близкие — те, кто с покойным Савелием Мерзловым вел какие-то дела, находился на короткой ноге.

Даже родственников на это скорбное мероприятие не позвали, они собрались в другом месте. Слава Богу, денег хватало, и можно было позволить себе все что угодно.

Огромный зал, масса официантов, бесконечно длинный стол, и за ним всего лишь человек тридцать. Половина стульев, а может чуть больше, оставались свободны. Все собравшиеся на сорок дней сидели рядом друг с другом очень кучно — так, словно это могло их от чего-то спасти. Все были напряжены, всех сковывал страх.

Никто не понимал, что же в действительности произошло с Савелием Мерзловым. За те сорок дней, которые миновали со дня его смерти, друзья, деловые партнеры, родственники старались забыть о происшествии. Но это не удавалось, слишком невероятной казалась его нелепая смерть. Чтобы такой жизнелюб, бабник и оптимист, как Савелий Мерзлов, да бросился сам с моста в реку? В это никто не верил. Да, врагов у Мерзлова было не счесть, не меньше, чем у каждого, сидящего за скорбным столом.

И самое страшное, что враги были общие.

Чтобы расследовать гибель, на ноги были поставлены и ФСБ, и МВД, и частные сыскные структуры. Даже криминальный мир участвовал в расследовании этого странного дела. Но никто ничего пока не мог прояснить и расставить точки над i.